|
Рассмотрим теперь какое место занимает Прудон в истории экономических учений. Как и у всех социалистов, у него исходным пунктом является критика права собственности. Экономисты старательно воздерживались подвергать дискуссии это право, превращая таким образом политическую экономию в простую сводку “хозяйственно-рутинных навыков”. Однако и в их глазах право частной собственности есть основа нашей социальной системы и причина всех несправедливостей. Прудон и начинает с нападок на собственность и ее защитников - экономистов.
Но как реформировать современную систему? Чем ее заменить? В этом вся трудность. Родись на 20 лет раньше, Прудон подобно многим другим, может быть, создал бы какую-нибудь утопию. Но то, что было возможно в 1820 году, стало невозможным 25 лет спустя. Общественное мнение было уже занято самыми разнообразными социалистическими системами. Оуэн, сенсимонисты, Фурье, Кабе, Луи Блан - все они предлагали свои средства: почти все новые пути, доступные фантазии реформаторов, были испробованы раньше него. Прудон знает обо всех этих попытках, проверяет их и заключает, что все они приводят в тупик. И вот таким образом к критике экономистов присоединяется критика социализма.
В том- то и дело, как найти выход, исправить пороки частной собственности и то же время не впасть в то, что Прудон называет “неизлечимой глупостью” социализма. Он питает инстинктивное отвращение к утопиям и не любит тех изобретателей, которые, смотря на общество как на машину, думают, что достаточно открыть какой-нибудь остроумный “трюк”, чтобы исправить все шероховатости в машине и пустить ее в ход. У него социальная жизнь есть беспрерывный прогресс. Он знает, что нужно время для примирения сталкивающихся в обществе противоположных сил. Разрешением этой трудной задачи был занят Прудон, в то время как он готовился вступить на путь активной практической пропаганды своих идей в газетах, когда вспыхнула революция 1848 года, которая вовлекла его в гущу партийной борьбы и поторопила его обнародовать свои идеи.
Революция не застала Прудона врасплох. Но она пришла, по его мнению, слишком рано. Он очень хорошо отдавал себе отчет, что основная проблема, которую ей предстояла решить, была скорее экономического характера, чем политического. Но он не скрывал от себя, что массы народа не достаточно воспитаны, чтобы допустить мирного разрешения ее. Ведь Прудон, уподобляясь в этом отношении всем французским социалистам своего времени, грезил о мирном разрешении социального вопроса. Он называет февральскую революцию “недоношенным ребенком”. И в одном блестящем месте в газете “Le Peuple” (“Народ”) Прудон изложил свои сетования, когда, предчувствуя приближение революции, он отдавал себе отчет в том, что ни у кого нет “ни ключа, ни здания”.
Но раз революция свершилась, Прудон не чувствовал за собой права отставать. Он критиковал резко, как никто, существующий строй. Он почитал своим долгом помочь практическому решению вопросов, неожиданно поставленных перед обществом. В качестве журналиста он бросается в гущу борьбы. До тех пор он ограничивался указанием в неопределенных выражениях, в каком направлении он видит выход из создавшегося положения. Отдавшись революционной деятельности Прудон почувствовал необходимость облечь свои идеи в конкретную, обязательную форму. Критика должна быть творческим началом, и он в свою очередь почти вопреки своей воле выковыривает утопию - банк обмена.
|